— А мне вот непонятны всего два вопроса, — уже совершенно спокойно продолжила я. — Во-первых, как мне может быть полезен твой дар? А во-вторых, имеет ли он вообще место быть?!

— Во-первых, польза очевидней некуда! Каждый раз, когда архонт будет испытывать соблазн проявить в отношении тебя насилие в любой форме, он обратится зверем. А тот точно тебе не опасен. А во-вторых… это что, так уж важно? — и глаза такие огромные, честные, влажно-поблескивающие. Ну чисто кот из Шрека.

— То есть данной способностью я никак не управляю? — внутри словно защекотало от подступающего приступа смеха. Наверное, это уже что-то нервное.

— А что, надо? — Я уже не сдерживаясь фыркнула и рассмеялась.

— Господи, в моем мире отвечающих вопросом на каждый вопрос нарекают евреями, — отдышавшись спросила подозрительно рассматривающую меня Эбху. — А ты на самом деле кто?

Она сложила ручки на крошечной груди и преувеличенно обиженно засопела. Я, расслабившись у стены, тоже делала вид, что занята раздумьями, и молчала. Мы уже такую ситуацию проходили. Не я к ней пришла, она ко мне, вот и подожду, пока дозреет.

— Вот знаешь, в чем твоя главная проблема, Эдна? — наконец не выдержала она паузы.

— В том, что меня зовут Анна? — имитируя ее невинное выражение лица, похлопала я глазами.

— Нет! В том, что ты не умеешь радоваться тому, что имеешь! Не наслаждаешься моментом! — вскочив, шоколадная мелочь стала расхаживать передо мной туда-сюда, театрально-комично потрясая кулачками. — Тебе просто так, ни с чего достается то, чего нет и никогда не будет у других! А ты, вместо того чтобы принять с благодарностью и превратить это в бесконечное удовольствие, отвергаешь, портишь и воспринимаешь как насилие и нечто почти противоестественное!

— Минуточку! — тоже вскочила я. — Что мне досталось просто так? Билет в один конец в рабство? Или, может, мне радоваться, что я являюсь объектом преследования психа, впадающего в ярость от каждого неосторожного слова?!

— Какое рабство, Эдна! Ты живешь в хозяйских покоях! Тех самых, в которых жила его мать! Никогда со времени постройки Тахейн Глиффа владельцы не селили своих любовниц здесь! Все вокруг шепчутся об этом! — Я ощутила замешательство, но тут же тряхнула головой, отмахиваясь. Не позволю себя сбить и заморочить, подумаю об этом потом!

— Его мать тоже, конечно, была здесь пленницей? — позволила я себе откровенное ехидство.

— А ты разве пленница? — опять она пытается провернуть свои вопросом-на-вопрос штучки!

— О нет, прости, я просто любимая игрушка! Та самая, которую кладут поближе, чтобы была всегда под рукой! — я отвернулась, демонстрируя, что в таком духе разговор продолжать не намерена. — Это несомненно должно сделать меня радостной и благодарной!

— Только потому, что смотришь на это под таким углом! — глухо топнула ногой Эбха, и все светильники разом моргнули.

— То есть если я посмотрю с другого, то все в разы поменяется? Я перестану быть кем-то насильно уведенным из своего мира, поставленным перед выбором или принадлежать вашему архонту и терпеть перепады его настроения и нападки или умереть? — я снова стала натуральным образом закипать.

— Да не собирается он тебя убивать! — небрежно отмахнулась Эбха.

— А разве заявления вроде «если ты не со мной, то тебя вообще нет» означает что-то другое? — гневно прищурилась я, но в ответ только получила какое-то невыразительное помахивание рукой в стиле «о, да ради бога, не грузи меня этой чушью».

— А тебе так трудно догадаться, отчего он так зол? Ты отвергаешь в душе и его, и весь наш мир, который, к слову, как раз твой родной и этим провоцируешь его все самые темные стороны! — Ну, ясно, мы будем развивать только нужные ей темы, а остальное игнорировать. И почему я не удивлена?

По уму надо закончить этот разговор ни о чем прямо сейчас. Потому что продолжать его — только позволить себя раздергать окончательно. А мне и так уже на сегодня хватило!

— Выходит, я сама и виновата? — Подняв глаза к потолку, я с усилием выдохнула, осознавая, как же меня все достало. — А деспот Грегордиан на самом деле душка, джентльмен и тонкая ранимая натура? И именно потому, что он такой, ты решила организовать мне эту псевдоспособность к его укрощению?

— Нет! Он не такой! Но ему и не нужно быть таким! — Эбха подскочила ко мне и дернула за руку, требуя к себе внимания. — Разве, будь он другим, он привлек бы тебя так же сильно?

— Понятия не имею! — огрызнулась я, отнимая ладонь. — А все потому, что у меня не было выбора!

— Лгунья! Гадкая, трусливая лгунья, Эдна, — в словах Эбхи не было гнева, но от этого они не были менее обвиняющими. — Ты его сама выбрала! Сама! И будь у тебя сейчас возможность, ты сделала бы это снова!

— Да ни за что! — выкрикнула я уже пустоте. Эбха, как всегда, оставила последнее слово за собой. Говорю же — сучка!

Упав на громадную кровать, я зажмурила глаза, приказывая себе заснуть немедленно и не сметь анализировать слова Эбхи. Но как будто кому-то удавалось заставить остановиться собственные размышления, просто пожелав это сделать. Это вам не заклинание «горшочек не вари!». Поэтому, устав обрывать свой мозг раз за разом на полумысли, я решила не то чтобы сдаться, а разобраться и прийти к некой ясности, или сна сегодня не видать. Но с чего начать-то?

Например, с временного отключения функции оскорбляться, что, на мой взгляд, и является тем самым изменением угла зрения, о котором говорила Эбха. А еще попробовать ненадолго взять за основу то, что мне все пытаются навязать — этот мир, будь он неладен, действительно мой родной. Сделано у фейри. Очень смешно, Аня. Но если так, то мне следует смириться окончательно и бесповоротно с тем, что я не человек? Тогда вроде как в порядке вещей, что Грегордиан объявляет меня своей собственностью, которую у него есть право переместить из одного мира в другой, приказывать, распоряжаться как угодно, даже убить, не считаясь с чувствами. И с этой точки зрения его обращение со мной смотрится еще вполне себе гуманным, чуть ли не милым. Но я не собираюсь отказываться от собственной человечности! И это опять долбаный тупик! На эту тему уже думано-передумано за это время! И решение сто раз принято! Я приспосабливаюсь, пока не найду выход. Хоть какой-то. Но, черт! Откуда тогда берутся эти постоянные всполохи тоски раз за разом. Я должна хотеть вырваться, сбежать, хотеть без всяких сомнений и оглядок, твердо, безоговорочно, без всяких «но» и «если бы». Желать свободы и только этого, а не изменения к себе отношения, которое даст возможность подумать о том, чтобы остаться! А что на деле? Меня ранит и задевает грубость деспота и нежелание считаться со мной и моими чувствами, бесит его манипулирование моим либидо, и я дергаюсь и барахтаюсь, пытаясь их поменять. И это вместо того, чтобы подладиться, пропускать сквозь себя, не давать обидам застилать глаза и упрямо идти к освобождению. Я всегда была терпеливой, расчетливой, умела прекрасно управлять эмоциями, но рядом с Грегордианом быть собой перестаю. И если опять же исходить из туманно-прозрачных намеков Эбхи, деспот тоже ведет себя со мной далеко не стандартно.

И что мы имеем в итоге, если абстрагироваться?

Грегордиан хочет Анну, Анна хочет Грегордиана. Это единственный факт, который не требует никакого обсасывания, потому… ну, потому что это факт и есть. А еще деспот требует покорности, полного и безоговорочного принятия его самого по типу «ешь таким, какой есть, или умри с голоду», и бог его знает, какие еще гадкие сюрпризы принесет будущее с ним. А чего же нужно Анне? В идеале и гипотетически, наверное, свобода? Несмотря на то, что, как выглядит эта самая свобода в реалиях нового мира, Анна понятия не имеет. Но! Эта же самая Анна с ума сходит по Грегордиану и, если уйдет, оставит с ним изрядный кусок собственной души, а остальное не заживет, скорее всего, никогда. Вопрос: чего Анна хочет больше — уйти неизвестно куда и, возможно, сразу погибнуть или остаться и постараться добиться от Грегордиана изменения отношения к себе? Плюсы первого варианта… ну, собственно, свобода и шанс сохранить хотя бы эту самую часть души своей целиком, а не растоптанной или разорванной в клочья. Минусы — куда я иду и как, в принципе, намерена выжить? Бонусом ко второму идет обилие умопомрачительного секса, безусловная роскошь и, что немаловажно в местных условиях, безопасность. Из минусов и возможных рисков этого варианта — чрезвычайная взрывоопасность и непостоянство характера Грегордиана, его неуступчивость и склонность добиваться всего, не считаясь с методами. Ну и еще мелочь. Моя физическая им одержимость и нездоровая тяга быть ближе рискует перерасти в полноценное чувство. И вот тогда, если, а будем откровенными, скорее всего, когда, а не если, Грегордиан совершит нечто, что я не смогу пережить, уходить мне придется и вовсе без души, с вырванным сердцем. Или же просто остаться и дать ему разрушить меня окончательно.