— Это все мелочи, с которыми мы легко справимся! — я изобразила на лице столько оптимизма, что аж скулы свело от улыбки.

— МЫ? Да неужели? — отзеркалил меня Грегордиан, явно забавляясь. Но не вышел из себя, и это уже достижение. — Ну и как же?

— Ты пообещаешь принцу Раффису отказаться от любых прав на Илву и отдать ее ему после того, как проблема с Хаконом и дварфами будет решена!

Глава 49

— Вот только не делайте вид, будто вы не в курсе, что Раффис признал в Илве свою единственную! — предупредила я возражения, видя, как пренебрежительно скривился Грегордиан. — Могу поспорить, что ради шанса получить ее, он пойдет на многое. Даже на временную помощь худшему своему врагу.

Ни за что не поверю, что Сандалф или Хоуг уже не донесли о случившемся хотя бы Алево. А что знает Алево, то так или иначе дойдет и до архонта.

— Может и так, — Грегордиан посмотрел на меня исподлобья, словно пытался разглядеть нечто раньше не замеченное. — Но не ты ли здесь искрила совсем недавно, доказывая, что Илва — человек и не мое право — принуждать ее к чему-то или решать за нее?

— Я. И от своих слов не отказываюсь. Ты пообещаешь отдать Раффису Илву, но это совсем не значит, что она ему достанется. У нее-то никто не собирается отнимать возможность уйти, когда вздумается. Даже более того. Я намерена настаивать на том, чтобы ты дал ей для этого все необходимое.

— И что же это?

— Артефакт Короткого пути. Тогда она сможет сама решать, как ей поступить.

— Откуда ты… — зарычал деспот, но тут же успокоился. — Ладно, об этом позже поговорим.

— Пообещать дракону то, чего он страстно желает, вынудить помогать, а потом обжулить и оставить ни с чем? — довольная ухмылка осветила лицо асраи. — Эдна, ты начинаешь мыслить как фейри и нравишься мне все больше!

Да уж, ни за что не сочла бы это комплиментом, но, очевидно, кроме меня так больше никто не считал.

— Если бы я мыслила как фейри, то мне было бы совершенно наплевать на последствия для Илвы, — только и указала я на очевидное. — А это не так!

— Отрицай сколько хочешь, женщина. Но заключить союз, а потом предать, когда в нем отпадет надобность, это более чем мне понятно. Принц и с ним все драконы будут в настоящей ярости, — Алево продолжал раздражающе ухмыляться, будто перспектива привести драконов в бешенство ему очень нравилась.

— Никаких союзов! Только сделка, честная, между прочим. После того как ты, Грегордиан, откажешься от любых притязаний на свою невесту, у тебя разве останется право что-то ей приказывать или как-то распоряжаться ее судьбой?

— Формально — нет, — чуть пожал плечами деспот и добавил: — Если только она не захочет сама остаться под моей крышей и принять мое покровительство.

Ну уж нет. Меня, может, и заботит судьба Илвы, но это не значит, что я хочу, чтобы она мелькала перед носом у моего мужчины! И это не ревность, а разумная предусмотрительность… наверное.

— Она этого совершенно точно не захочет. Значит — и никакого обмана. Принцу будет обещано только то, что Илва перестанет быть твоей невестой, и только в том случае, если он сам прикажет своим помогать тебе устранить Хакона. После — за действия Илвы ты не несешь ответственности, и добиваться ее расположения — проблема Раффиса, а не твоя.

Γрегордиан встал посреди гостиной, сложив руки на груди, от чего мышцы под одеждой проявились отчетливей, продолжая пристально и как-то странно смотреть на меня. Выглядел он при этом отстраненно-задумчивым. На секунду внутри екнуло от почудившейся в нем холодности или разочарования. Что могло быть не так? Неужели моя попытка помочь была воспринята им как вторжение на эксклюзивно его пространство и оттолкнула?

— Алево, зови сюда сначала монну Илву, — наконец распорядился деспот и, отвернувшись, прошел на балкон.

Я глянула ему вслед, потом вопросительно на Алево, но асраи только покачал головой и указал в сторону, куда скрылся Грегордиан, явно требуя последовать за ним. Как будто я и так не собиралась этого сделать.

Деспот стоял, опершись на перила и, кажется, что-то внимательно рассматривал внизу, вот только положение его широких плеч выдавало некую тяжесть, что заставляла их едва заметно опуститься.

— Почему тебя так разозлило сообщение Дану, что я теперь человек? — спросила первое, что пришло на ум, и по тому, как резко сократились мускулы мощной спины, натягивая ткань, поняла, что попала.

— Я выгляжу злым, Эдна? — из-за того, что Грегордиан даже не обернулся мне ответить, тревожное чувство внутри прибавило в весе.

Но это не остановило меня от того, чтобы подойти к нему и прижаться, мягко, но настойчиво, обхватив будто одеревеневшее горячее тело, и устроить щеку на спине, ловя тяжелый ритм его сердцебиения. Прикрыв глаза, я глубоко вдохнула его уникальный запах, погружаясь в него словно в ласкающую воду, способную омыть меня не только снаружи, но и изнутри. Позволила ощущению, столь похожему на счастье от его близости, щедро пролиться сквозь каждую мою пору и устремиться через наш контакт к Грегордиану. Какое-то время ничего не менялось. Грегордиан хранил неподвижность, полностью игнорируя меня, вот только глухие удары в его груди постепенно перестали походить на беспокойный набат.

— Не жди, что я соглашусь с тем, что сказала Дану, — проговорил он отрывисто. — По крайней мере, никогда не признаю этого во всеуслышание и Алево запрещу болтать о том, что слышал.

Было ли мне больно от его слов? Не так чтобы очень, хотя бы потому, что я слышала нечто похожее на тоску за этим отрицанием.

— Неужели ты думаешь, что я когда-то переставала ощущать себя человеком? Или официальное признание этого перед всеми изменит что-то между нами?

— Эдна, люди в нашем мире немногочисленны и не пользуются высоким положением, но однако же они не рабы и вправе самостоятельно определять свою судьбу, в том числе и выбирать покровителя, — схватив за руку, Грегордиан подтянул меня так, чтобы оказалась перед ним, и тут же усадил на перила, вклинивая бедра между моих с готовностью раздвинутых ног. Захватив в кулак волосы, он вынудил меня откинуть голову и быстро прошелся краткими жалящими поцелуями-укусами по горлу. Стиснув второй рукой мое бедро, чтобы надежно удержать на месте, деспот вдавил себя между моих ног так сильно, что я содрогнулась и беззвучно вскрикнула, вцепившись в его плечи, желая при этом не оттолкнуть, а заставить стать еще ближе.

— Я никогда не дам тебе такого права. Никогда! — огрубевшим голосом пробормотал он, продолжая терзать мою шею так, словно желал всю ее покрыть собственными клеймами, и ускользая от моих попыток перехватить его взгляд. Тогда я обхватила его голову и впилась ногтями в кожу, уже не упрашивая взглянуть мне в глаза, а требуя.

Конечно, ничто не мешало ему стряхнуть мои руки или просто закрыть глаза, ускользая от моего визуального вскрытия его эмоций. Но деспот этого не сделал. И даже более того — на пару мгновений совершенно исчезла извечная преграда серого льда, что всегда так или иначе маскировала его чувства, и я задохнулась от шока, ухнув с огромной высоты в целый их бушующий океан. И пусть мое погружение было сверхкратким, и совершенно точно здесь могла бы утонуть в мгновенье ока, но отныне и всегда я буду желать оказаться в этой яростной пучине снова.

— Ты меня хоть когда-то будешь слышать? Для меня ни черта не поменялось от слов Дану! Ты выбрал меня до них, а я разглядела, что ты — тот самый, целую вечность назад! Голем, человек… да в этом мире хренова куча рас и племен, окажись я хоть кем, разве это поменяло бы что-то в том, что ощущаешь вот здесь? — я протиснула между нами ладони, одну прижав к его груди, а другую к своей. Прямо напротив, плотно-плотно, так, что мощное биение пульса будто перетекало из его тела в мое и не понять, кто под чей ритм подстраивается.

Отрицание вспыхнуло в его взгляде, и деспот потянулся к моим губам, скользя одновременно ладонью под подол платья, и я едва не застонала в разочаровании, потому что понимала, что он хочет снова сделать. Проигнорировать эмоции, трансформировав каждый порыв в обнаженную похоть, которая спалит эту гудящую между нами энергию, не дав перейти ей на новый уровень. Но удивив меня, Грегордиан лишь кратко коснулся моих губ, и, обхватив затылок, прижал мое лицо к своему плечу, со вздохом устраивая подбородок у меня на макушке, будто мы подростки, обнимающиеся в подъезде.