— Тут ты, может, и прав. Но мы говорим не отвлеченно и обобщенно. Мы говорим о том, что ты знаешь конкретно обо мне, кроме того, как заставить меня кончать столько раз, сколько тебе нужно. Потому как в этом аспекте я вряд ли чем-то отличаюсь от других женщин. А мне, как бы это глупо и наивно ни звучало, хочется быть особенной.

— Ты даже не представляешь, насколько особенная! — Грегордиан подался вперед так стремительно, что я чуть со стула не упала, дернувшись прочь. — И такой тебя делает не только то, как ты кончаешь для меня. Хотя и это само по себе дает мне такое удовлетворение, что едва ли не выше собственных оргазмов.

Его глаза прищурились, обездвиживая меня, верхняя губа чуть вздернулась, черты лица стали напряженными, уже совершенно не скрывая степени вожделения. Он глубоко вдохнул раз, потом еще, захватывая воздух полной грудью, и меня снова поразил этот тягуче-сладкий спазм внутренних мышц от этого его чисто животного захвата моего аромата. Сердце забарабанило в груди, гулко отзываясь и в ушах, и в кончиках пальцев, покалывающих от желания касаться чужой кожи, и в тяжком пульсе желания внизу живота.

— То, как пахнет твое возбуждение, едва я приближаюсь, даже прямо сейчас опьяняет меня сильнее любого вина скогге, — голос Грегордиана стал ниже и грубее. — Мне нравится обонять тебя. Но еще больше нравится твой вкус. Облизывать… Катать на языке, как лучшую сладость, что случалось попробовать… Каждая секунда этого причиняет боль от того, насколько сильно хочу большего и мгновенно, но и дарит дикое наслаждение от того, как ты буквально погибаешь на моем языке. А еще от того, как ты смотришь на то, что я с тобой делаю.

Каждое хриплое слово, перемежаемое его резким вздохом, врезается в мои мозг и плоть, стремительно растворяясь в них новыми и новыми дозами жесточайшей похоти. Я уже даже не знаю — дышу ли, одновременно совершенно оглушенная грохотом крови в ушах и при этом жадно ловящая каждый звук, издаваемый этим мужчиной.

— Я не… не смотрю, — бормочу, начиная задыхаться еще и от неуместного смущения. Откуда уж ему произрастать после всего, что мы вытворяли?

— См-о-о-о-тришь, — насмешливо-порочно тянет, почти мурлыкает Грегордиан, и от этого звука будто его горячий язык по-хозяйски проходиться у меня между ног, заставляя судорожно сжать их. — Кричишь так, что голос ломается, трясешься и сжимаешь бедра, царапаешь мне голову, пытаясь выпросить хоть каплю пощады, которой никогда не даю, и при этом смотришь не отрываясь. Всегда! Ты ведь разума лишаешься, наблюдая за тем, что и как я с тобой делаю. Особенно дикая ты, когда оказываешься сверху, трахая мой рот. Хочешь этого прямо сейчас? Дава-а-ай, Эдна! Я лягу прямо тут, и ты объездишь мое лицо так жестко, как только пожелаешь!

Вопль погибающего здравомыслия пробивается тончайшим истерическим визгом сквозь сплошную наркотическую пелену одуряющей похоти. Господи, он же опять это со мной делает! Трахает мой мозг с той же небрежной легкостью, как и давно уступившее ему во всем тело.

— Хватит! — я вскочила и не пошла, а почти понеслась прочь с этого проклятого балкона.

Я сбегаю, демонстрируя свое полнейшее бессилие и поражение перед Грегордианом? Да наплевать! Кого это волнует, когда я, кажется, готова кончить, скажи он еще пару слов! И что потом? Я позволю ему войти, взять все, что пожелает, и позволю и дальше считать себя игрушкой, которой пользуются и вертят, как вздумается.

— Ты не смеешь уходить! — рявкнул деспот за спиной. — Мы не закончили!

Я оглянулась, чувствую себя впавшим в панику преследуемым животным, и, увидев шагающего за мной деспота, сорвалась в бег. Господи, смешно ведь! Разве у меня есть шанс убежать от него, спрятаться хоть где-то.

— Эдна! — вот теперь он точно в ярости! Мне конец!

Влетев в гостиную, я развернулась, будто собиралась противостоять ему лицом к лицу. Грегордиан — оскалившийся и не сводящий с меня глаз — шагнул на порог покоев и вдруг исчез. Точнее, он мгновенно обратился в зверя, который, открыв рот, дышал прерывисто и быстро, будто после тяжелой, изнурительной борьбы. Так и не ступив внутрь, он тихо и протяжно заурчал, обласкал меня успокаивающим виноватым взглядом и одним прыжком исчез в темноте снаружи.

Глава 5

Сказать, что в первый момент я была в шоке — это ничего не сказать. Как только зверь Грегордиана исчез, унося с собой и всю мощную ауру, присущую обоим ипостасям в целом, мои ноги затряслись, как мягкое желе, и я просто осела на пол. В голове зазвенело, язык прилип и онемел, а горло пересохло так, что стало больно. Даже не знаю, с чем сравнить те ощущения. Как будто была в вакууме и легкие отчаянно силились заполучить воздух, а потом вдруг резко и сразу прямиком в них подали чистый кислород, расширяя их на грани разрыва.

— Божебожебоже, — пыталась бормотать я, но выходил невнятный сип.

Но, едва чуть попустило, вернулась способность соображать, причем здраво, и лучше бы она этого не делала. Потому что мне бы очень хотелось сказать, что я испытываю облегчение от того, с какой легкостью избежала преследования Грегордианом. Но это было бы враньем. Разочарования было ровно столько же, сколько и облегчения. И лгать себе в том, что я стопроцентно хотела именно такого развития событий, тоже не выходило. Я бы, черт возьми, хотела бы этого хотеть, но не значит, что могла это почувствовать каждой клеткой тела, еще пропитанного чистой похотью. Как все стало безумно не только в моей жизни, но и во мне самой. Быть словно двумя разными существами в одном теле та еще жесть. Даже не представляю, каково жить Грегордиану, имея не просто противоборство между разумом и примитивной тягой и желаниями, а два совершенно отличных тела и сознания. Это что, я его вроде как снова жалею? Только что снаружи он развлекал себя манипуляциями с моими чувственностью и самоконтролем, а я нахожу после этого повод еще и пожалеть его?

— Ну и как тебе мой подарочек? — Да что же это такое!

Я крутанулась на полу, прижав руку к горлу, в которое скакнуло сердце.

— Эбха, да ты в своем уме так человека пугать?

Она нахмурилась, будто задумываясь.

— Это вопрос, требующий немедленного ответа? — спросила с вполне серьезным лицом.

— Да ты нормальная вообще?! — пружина предельного напряжения оглушительно лопнула, и оно вырвалось в истошном крике.

— Ты почему-то сердишься, — нахмурившись еще больше, пробубнила она. Я отползла к стене и, привалившись спиной, тихо выругалась, успокаиваясь и возвращая себе контроль.

— Я не сержусь. — Офигеть, как зла! — Просто испугалась!

— Тебе так удобно? — она присела напротив и привычно алчно пошевелила пальчиками.

— Вполне. И не думай мне начать песню про волосы! — сразу предупредила, обвиняюще ткнув в псевдобрауни, отчего узкие плечики моментально поникли.

— Ладно, давай поясни, что за подарок ты имеешь в виду! — потерла я лоб, постепенно расслабляясь.

— Вот ты… непонятливаяяя! — закатила глаза Эбха, запрокидывая голову, и в тусклом излучении настенных светильников волна отблесков на ее ирокезе смотрелась слегка завораживающе.

Я никак не стала реагировать на это ее поддразнивание. Хватит с меня существ, испытывающих на прочность мои эмоции. Просто с глухим звуком откинулась затылком на стену и приподняла брови, давая понять, что я хотя бы готова выслушать.

— Я подарила тебе способность обращать нашего архонта в зверя, когда он… ну увлекается, — пояснила она мне недовольным тоном, будто я полная тупица, заставляющая озвучить очевидное.

— Да неужели-и-и!? — растянула я губы в чрезмерно оптимистичной улыбке. — Прямо-таки взяла и подарила? Мне?

— Э-э-эм-м… не понимаю сути вопроса или причины сарказма, если уж на то пошло! — насупилась Эбха, резко заинтересовавшись разглядыванием чего-то в темноте снаружи.

У меня даже разозлиться душевных сил не было. Маленькая хитрозадая манипулирующая сучка, как и все вокруг! Чего же тебе на самом деле надо от меня?