Грегордиан опять дернул головой, стараясь разорвать визуальный контакт и ускользнуть.

— Ну, нет! — буквально вцепилась я в звериную морду с двух сторон, требовательно удерживая на месте. — И не надо мне тут все это бла-бла-бла о фейринском отношении к чувствам, про необходимости смиряться с обстоятельствами и все такое! Можешь хоть всю оставшуюся жизнь не признать этого вслух, но если бы любые чувства ко мне были чужды, и ты с легкостью смирялся с обстоятельствами, то не стал бы тянуть с обрядом ни дня и давно выпотрошил бы меня без всякой оглядки на последствия. И ты бы не сделал меня первой фавориткой! И тут мы, кстати, возвращаемся к исходной теме. Знаю, что ты снова взбесишься, если скажу, что в том, как стопроцентно верно повести себя в ситуации с появлением Хакона, я не имела понятия, твоя вина.

Зверь тряхнул головой, стряхивая мои руки, но я не собиралась отставать. Раз уж взялась совать голову в пасть монстра, то чего на полпути останавливаться?

— И не надо спорить и впадать в псих! — встала я на колени, не давая его взгляду ускользнуть.

— В один момент я голем, всеми презираемый, потом резко я первая фаворитка с, как оказалось, кучей обязанностей, сообщить о которых мне не ты потрудился. А все остальные, похоже, либо боятся, либо не считают нужным снизойти. А хочешь знать почему? Потому что твое отношение ко мне в корне не поменялось! И все твои подданные и окружение видят это насквозь. Но, ладно, к черту, это сейчас не самая важная проблема! Возможно, я как-нибудь потом еще раз попрошу Бархата устроить нам с тобой такой вот монолог по душам.

В ответ прилетело фырканье, очень напоминающее насмешливое «Ха!», но я его проигнорировала.

— Сейчас веду к тому, что все, что я сделала в сложившейся ситуации, было продиктовано не моим желанием вступить в некий союз с Хаконом, что ты, вот просто уверена, себе придумал, а стремлением избежать катастрофических последствий, которые обязательно были бы и еще будут, если ты прямо сейчас не наступишь на горло своему невыносимому характеру и не перестанешь так злиться. Знаю, ты ненавидишь Хакона, мне он тоже показался мерзким типом, но реальность такова, что он здесь в качестве королевского посланника, и с этим фактом даже ты ничего не можешь поделать. Уж не гневом и не силовыми методами точно. И как тебе ни неприятно, ты будешь вести себя так, чтобы избежать фатальных последствий для себя, для меня, для твоего Тахейн Глиффа и для всех, кто тебе предан до конца, а значит, будет обречен в случае, если ты совершишь нечто необдуманное.

Во рту пересохло, и я потерла лицо руками.

— Боже, таких речей мне еще не случалось произносить. В общем, краткий итог: вместо того чтобы беситься из-за самовольства или предательства, которого не было и в помине, успокойся и начинай делать то, что и должен — защищай всех, кто от тебя зависит, от любой опасности. Давай технично и без ущерба избавимся от Хакона, а потом можешь устроить разбор полетов. Ладно?

Зверь был полностью неподвижен, глядя мимо меня в никуда, прямо чертов сфинкс или символ полного игнора во плоти. Ну и ладно. Я пыталась. Обреченно вздохнув, я поднялась, собираясь одеться и заодно придумать хоть какие-то новые доводы. Но как только отвернулась, тут же ощутила, как сильная рука намертво сжала мое запястье. Охнув, успела обернуться и увидеть Грегордиана в самом что ни на есть человеческом обличии, прежде чем он рванул меня на себя, откидываясь на спину.

— У тебя всегда есть более простой и безотказный способ сделать меня добрее и адекватнее, чем долгая болтовня ни о чем, Эдна, — проворчал он, грубовато проходясь губами и зубами по моему подбородку и добираясь до губ.

Вот же непробиваемый засранец. Ну и ладно, пусть будет простой способ, лишь бы прямо сейчас сработало, подумала я, агрессивно отвечая на его поцелуй.

Жадно потянулась в поисках максимального контакта и напористых, поглощающих движений его рта, нуждаясь в его вкусе, как всегда, сразу и оглушающе сильно. Но едва ощутив первое же вторгающееся скольжение языка Грегордиана на своем, я тут же отпрянула. Что-то не так, это не мой дини-ши! Губы закололо, и появился противный вяжущий привкус. Деспот, раздраженно заворчав, привычно стиснул мои волосы на затылке, требуя возвращения.

— Нет! — уперлась я в его грудь и стала тереть губы. — Что с тобой не так?

Из серых глаз напротив вся похоть исчезла мгновенно, как и не бывало, и они распахнулись до предела в шокированном понимании. Грегордиан оказался на ногах молниеносно вместе со мной и понесся снова в купальню с бешеной скоростью, рыча и поминая каких-то созданий, что, очевидно, являлось аналогом мата по фейрински. Единственная фраза, адресованная мне, была:

— Не смей сглатывать!

А я уже и не смогла бы, потому что странное онемение свело не только губы, но и челюсти, и стремительно спускалось к горлу.

— Открой рот! — приказал Грегордин, буквально впрыгнув под душ.

Но, к сожалению, при всем желании последовать приказу не вышло. Мышцы на моих челюстях свело спазмом, и управлять я ими, как ни силилась, не могла. От попыток стало безумно больно, и из глаз сами собой полились слезы.

— А-а-ар-р-р! — взревел Грегордиан, метнувшись по купальне и стал насильно разжимать мне зубы, схваченным с лавки со всякими женскими принадлежностями невесть откуда взявшимся там крошечным золотым кинжалом. И если я думала, что до этого было больно, то сейчас я поняла — то была лишь легкая прелюдия. Хотя в том месте, где прохладное золото узкого клинка касалось моего языка становилось легче, и это облегчение будто стекло к горлу, не давая ему окончательно сжаться и позволяя мне сохранить способность дышать.

— Алево! Лугус! — заорал Грегордиан так, что, кажется, Тахейн Глифф содрогнулся до основания и продолжал это делать, совершенно оглушая меня, пока кто-то не появился. Увидеть кто я не могла, потому что мои веки распухли, будто мне прилетело по хорошему удару в оба глаза и видеть я могла лишь полоски света и мелькающие тени. Что происходило с моими конечностями и остальным телом, я не осознавала, чувствительность пропала полностью. Но, по крайней мере, это не причиняло страданий.

— Киск! Живо! — приказал Грегордиан.

— Я так и предполагал! — по ворчанию я определила, что это был все же Алево, и успела как-то отстраненно удивиться тому, что он позволил себе почти открытое выражение недовольства, а потом по лезвию в мой рот полилось что-то настолько жутко холодное, что и не описать. Дух перехватило, словно я хлебнула жидкого азота, а следом в центр груди уже знакомо шарахнуло как разрядом и у меня вдруг нашлись силы заорать во все горло.

Симптомы исчезли. Вот только были, и тут же нет и намека хоть на что-то, и я стояла, очумело хлопая глазами, стиснутая деспотом, и пялилась на Алево, в ответ внимательно изучающего меня, и Лугуса, суетливо мельтешившего у него за спиной.

— Эдна с твоей невестой выпустили дракона! — ну да, самое подходящее время для такой новости, асрайский придурок!

Золотой крошечный клинок с громким звяканьем упал на дно каменной чаши душа, сверкнув яркими камнями, щедро усыпающими рукоять.

— И? — Мне захотелось стать прозрачной и способной проходить сквозь стены от интонации деспота.

— Не знаю, как они этого добились, но чешуйчатый ублюдок все еще в Тахейн Глиффе и не намерен его покидать, — пожал плечами асраи, а Грегордиан неожиданно дернул головой, будто отмахиваясь от этого разговора, и моего страха как ни бывало.

— Выполощи рот! — приказал мне деспот, отпуская из своего захвата и отбирая у асраи какую-то крошечную фляжку.

— Что это было? — сипло спросила я, но Грегордиан ткнул пальцем в струю воды, и я послушно выполнила, что велено, тем более что вкус во рту и правда был на редкость дерьмовый, да и нарываться не хотелось.

Пока я сплевывала, деспот проглотил остальное содержимое фляжки и, скривившись, повторил мои манипуляции.

— Это яд, — наконец снизошел до пояснения деспот. — Я был пропитан им полностью. Следовало сразу выпить киск… но я немного торопился, а потом забыл. Моя ошибка. И ты права, Эдна. Если бы ты лучше знала все опасности моего мира, то не позволила бы мне и близко подойти после истребления биргали, не проверив, выпил ли я киск.