— Нет! — рявкнул Грегордиан и швырнул в стену неподъемный ларь со всеми подаренными за это время украшениями, тот разлетелся вдребезги, и на пол спальни обрушился дождь из золота и разноцветных сверкающих камней. — Я хочу пойти и прямо сейчас снести головы всем, кто отвечал за то, чтобы ты не подвергалась опасности! В Тахейн Глиффе нет и не было ни одной женщины-брауни!

— Так начни с себя! — сорвалась я, тоже вскакивая и становясь перед ним. — Разве не ты приволок меня сюда, в мир, где тебя способны сожрать даже милые цветочки!

— Гилли-ду не цветы!

— Да какая разница! Я пытаюсь сказать тебе, что никакая охрана не смогла бы уберечь меня от этих визитов! Она же богиня, черт возьми!

— Чушь! — ответил деспот, склоняясь ко мне нос к носу.

— Да неужели? — я не отстранилась, а наоборот положила ладони на его обнаженную грудь и услышала, как архонт шумно вдохнул и тут же накрыл мои руки своими. — Ты сам только что сказал, что никаких дамочек брауни тут нет. И я видела ее истинную сущность, Грегордиан!

— Эдна! — Грегордиан по-прежнему был зол, но простое прикосновение будто сильно снизило градус этой эмоции. — Прекрати городить эту околесицу! Мало того, что никто из наших богов не являлся нам уже несколько поколений, да еще и к тому же в истинном обличии! Ты бы просто не пережила подобного, ведь ты даже не…

— Что? Даже не человек? Спасибо что напомнил, кто я для тебя! — я попыталась выдернуть ладони, но деспот властно удержал их. — Но наплевать, проехали! Рассказывать обо всем, вижу, нет смысла, так что сразу перейду к главному. Ану сказала, что Беленус намерен каким-то образом получить чудовищ, которые помогут ему уничтожить Дану. И содействовать ему в этом вольно или невольно должен ты! Она просила меня как-то помешать этому, а я понятия не имею как! И я искренне надеялась, что если расскажу тебе все, ты поймешь и сможешь избежать опасности! Но ты только и делаешь, что орешь, затыкаешь меня и напоминаешь, что я пустое место!

— Эдна! — рявкнул Грегордиан, его тело пошло рябью как перед обращением, и он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и только потом продолжил относительно спокойно: — Разве все, что я сделал до сих пор, не говорит тебе достаточно красноречиво о том, что ты для меня важна? Мне давно плевать на твое происхождение! Твоему статусу рядом со мной ничего не угрожает, женщина! У тебя нет причин выдумывать всякие небылицы и убеждать меня в собственной значимости!

— По-твоему, я все это придумала, только чтобы повысить свой гребаный рейтинг в твоих глазах на фоне всех остальных претенденток на твой член? — у меня едва слезы не брызнули от несправедливости его выводов.

— Я знаю, что женщины способны на что угодно, когда ревнуют или желают чего-то добиться. Тебе следует просто запомнить, что для меня есть ты и есть все остальные, не имеющие значения, и успокоиться!

Может, не в том состоянии, что я сейчас была, и в другом контексте это признание заставило бы меня зарыдать от умиления и радости. Но не при этих чертовых обстоятельствах!

— Знаешь, что, архонт Грегордиан? Женский психолог из тебя хреновый, уж извини!

Первым моим импульсом было прервать наш спор, уйти к чертям, бухнуться в бассейн в купальне с головой, создать между нами преграду хотя бы в виде одной стены. Но мне ли не знать, что от Грегордиана не спрятаться подобным образом, и вообще — фырканье, закатывание глаз, эффектное прекращение диалога с многозначительным молчанием не сработают с деспотом. Это бы заставило мужчину из моего мира призадуматься, и то при условии, что он не безразличен к ситуации в целом и восприимчив к женским невербальным знакам. Грегордиан же в принципе создание абсолютно иное, плюс с наложенным стереотипом поведения местных дамочек и всего своего окружения в целом. Всем им что-то от него нужно. Любое телодвижение в его направлении однозначно подразумевало ту или иную выгоду. Всегда всем от него что-то, а не для него просто так. Может, он тиран, деспот и эгоист, вечно подверженный подозрениям, но разве у него нет для этого неоспоримых оснований? Так с чего же я жду, что он поймет меня правильно с лету и не станет судить, исходя из въевшегося десятками лет опыта? Точно так же, как и я пытаюсь давить на привычные мне рычаги, не осознавая, что под ними нет опоры. Обида и молчание здесь не выход. На самом деле нам вообще стоит болтать о чем угодно без умолку, прежде чем мы создадим пространство понимания помимо того, что уже безоговорочно есть у нас в постели. И, если честно, мне следует признать, что Грегордиан реально продвинулся в попытках понять меня. Даже если сделал неверные выводы. Но, по крайней мере, он не отмахнулся и не стал орать, а напрягся, чтобы выискать в моем поведении причины. Пусть неправильные, но однако же! Учитывая нынешнее положение вещей, когда у него и без меня забот выше головы, он не забил на мои, по его мнению, заморочки, не хлопнул дверью, прекрасно зная, что деться-то мне некуда, и даже не попытался отвлечь меня сексом, продемонстрировав мелочность моих проблем. И это, надо признать, охренительный шаг вперед. Теперь бы и мне знать, как и куда правильнее будет сделать следующий ход в этой шахматной партии.

Прижавшись к деспоту, вместо того, чтобы отстраняться, я обвила его шею и, подтянувшись, обхватила ногами, располагаясь на его мощном теле, как мартышка на дереве.

— Я ревную, это правда, — призналась, понимая, что честность сейчас была единственным оружием, которым я обладала. — Но не потому, что меня волнует мой статус или еще какая-нибудь хрень. Все гораздо хуже. Я желаю обладать тобой без остатка, так же, как ты мной. Никакой дележки, компромиссов и понимания всей этой долбаной судьбы. Я хочу, чтобы тебе меня одной было достаточно вообще для всего, так же, как ты этого желаешь со мной.

— Эдна, ты же… — начал деспот, но я, вконец обнаглев, поцеловала его подавляюще и кратко зажала его рот ладонью. Грегордиан чуть дернул головой, но я усилила давление, хоть и сжалась внутренне в ожидании взрыва.

— Я просто озвучила, что чувствую, дабы устранить непонимание. Я не отрицаю наличие ревности, собственничества и страха потерять тебя, но отвергаю любые меркантильные причины и твое видение в них основы для моего поведения сейчас. Дошло, милый?

— Милый? — фыркнул Грегордиан, мотнув головой и освободившись из плена моих пальцев. — Я, по-твоему, милый?

— Ты, по-моему, пытаешься увести разговор в сторону. Большой прогресс в нашем общении, учитывая, что раньше ты ограничивался просто откровенной грубостью. Но, даже признавая, насколько мне нравятся эти неожиданные изменения, я не собираюсь сворачивать с темы!

— Эдна! — запрокинул деспот голову, словно пытался хоть так избавиться от моей навязчивости. Не выйдет!

— Ну уж нет! Не отмахивайся снова! — я прикусила кожу на его шее, заставив его крупное тело содрогнуться. — Я хочу однозначно знать: все то, что наговорила мне Эбха, имеет какую-то реальную почву и способно нести угрозу или нет? Если это чушь, как ты утверждаешь, то я буду только рада забыть обо всем и вести праздную жизнь балованной фаворитки, не заморачивающейся вообще твоими делами и размышляющей только о тряпках и способах ублажить тебя.

Естественно, это неправда, но предпочту считать это приукрашиванием перспектив в целях усиления аргументов, а не введением деспота в заблуждение. Что-то типа рекламы.

— Кто такая Эбха? — насторожился Грегордиан.

— Так называет себя Ану, когда прячется в теле брауни.

— Прячется от кого? — нахмурился он еще больше.

— А вот нет-нет-не-е-ет! — улыбаясь мягко, заупрямилась я, чтобы не вызвать приступ деспотизма прямым отказом, и для верности обхватила его голову и стала массировать покрытую колючим ежиком волос кожу. — Или ты веришь мне, что я ее не выдумала, чтобы только, как ты выразился, раздуть свою значимость в твоих глазах, или не спрашиваешь вовсе!

Ну вот не дура ли ты, Аня? Сейчас он развернется и скажет, что ему пофиг, и что станешь делать?